Дар речи временно взял отгул. Даже возмущение ворочалось где-то там внизу, в районе войлока, и не собиралось вылезать, чтобы подать свой глас в мою защиту.

Парфенушки выстроились передо мной и, умильно заглядывая в лицо, подпрыгивали от нетерпения и спрашивали:

— Нравится? Нравится?

Я тяжко вздохнула, загребла пару волосатиков, стоявших поближе, и, поглаживая их по головам и почесывая мягкие животики, печально сидела, дожидаясь второго пришествия. Которое не замедлило себя ждать…

Денис

Я всегда знал, что люди от любви глупеют, и понимал неизбежность этого процесса. В самом деле, Мать-природа (читай, наука биология) сделала так, чтобы в состоянии острой влюбленности даже обычные женщины казались царицами и богинями, а в здравом уме от мужчин этого не добьешься.

Но Кондрад… Он побил все рекорды. И не просто побил, он их переплюнул! Интересный способ борьбы со стрессом — сначала заплевать, а потом побить! А таким разумным и выдержанным казался… Я за сестренку тихо радовался, полагал — хоть кто-то в их семействе внесет нотку благоразумия. А тут…

Короче, вылетели мы с Дерриком, задыхаясь, на крышу здания на звон и грохот, следуя путем разрушения, и видим чудное зрелище: невменяемый Кондрад сражается с горгульями… или горгулами? — в общем, с крылатыми мутантами-переростками. Яростно, отчаянно… Как там в сказке? «И бился Илья Муромец с ворогами тридцать три дня и три года и даже до сортира не отлучался…» Всегда поражался художественной выдумке этого былинного персонажа. Но что-то я отвлекся.

А вот крылатики с Кондрадом не сражались.

Окружила его толпа крылатых демонов, замуровала (нет, меня явно сегодня тянет на фольклор!), а дрался он всего с несколькими. Горгульи висели в воздухе и каждый его удар подбадривали довольными криками. Меч высекал искры из каменной кожи, не причиняя ни малейшего вреда, а пара-тройка горгулов подставляли поочередно то крыло, то плечо с веселыми комментариями:

— Вот тут спинку почеши!

— А мне крыло!

— Мне — хвостик! Тыщу лет такого массажа не получал!

Горгулы поочередно сменялись и, похоже, планов на ближайшее убийство зятя не питали. Отнюдь.

Кондрад… он еще не выдохся, но уже заметно устал: по лбу и вискам катился пот, в глазах дикая целеустремленность:

— Рицесиус!!! Верни Илону, слышишь! Верни! Она ни в чем не виновата!

Мы с Дерриком быстро сориентировались в обстановке.

Со словами: «Мужики, на сегодня сеанс терапии окончен», — заломали Кондрада и смогли (спасибо среднему, что в свое время научил!) без особого травматизма отключить Илониного мужа.

Типа того:

Наверное, получилось бы уговорить и без этого, но кто его знает, мало ли… вдруг ненароком с крыши свалится? Вот уж истина: «Достиг потолка — подумай о крыше»! [2]

В итоге мы с Дерриком чуть не свалились, когда волокли здоровую тушу вниз, на лестницу под ядовитое хихиканье и насмешки горгулов.

Люк захлопнулся. Мы едва-едва перевели дух и смогли наконец сдать одного самоуверенного военачальника слугам.

Горгулы опомнились и тут же заколотили в бронированный люк с удвоенной силой.

— Отдайте лекаря!

— Верните мужика!

— Все удовольствие испортили! — на все голоса вопили крылатые.

Нахальные, чтоб их! Пришлось отозваться:

— Парни, все остальное переносится на послезавтра. Сегодня и завтра — отдых. Выходной.

— Выходной?! — удивленно переспросили туповатые птицезвери. — Отдых? Отдых… — задумались.

Через пару минут радостно заорали:

— Отдых-отдых-отдых!!!

Мне почудились шаги и удаляющееся хлопанье крыльев… Тишина.

Мы с Дерриком осторожно выглянули из люка, а потом уже не таясь вернулись на крышу. Картина маслом: огромная стая горгулий, выстроившись журавлиным клином, громко курлыча, улетала куда-то на запад, в сторону исчезнувшего за горизонтом солнца.

На крыше остались четыре горгула. Они нахохлились, сидя по углам здания, и казались застывшими статуями. Полностью безобидными. Безопасными.

Я подошел к недвижной фигуре и только протянул руку, чтобы потрогать крыло и каменную кожу, как золотисто-алый глаз открылся, раздалось шипение:

— Не ш-шали! — Глаз закрылся.

Я поспешно отошел.

В голову пришла мысль: «Они же почти все улетели, что если?..»

Но как только кто-то из слуг попытался на скорости рвануть из ворот замка, горгулы немедленно спикировали вниз и загнали бедолагу обратно. Потом чинно вернулись подремать на свои места.

Досадно. Придется продумывать более сложный план действий.

— Ваш сиятельство, спускайтеся, — донесся негромкий шепот из люка. Меня поманили на лестницу знаками зажженной свечи.

Я медленно спустился. На лестничной площадке меня поджидала дородная женщина с округлым добродушным лицом. Не благородных кровей — служанка. Точно, служанка. В просторном коричневом домотканом платье, в переднике. На ногах полосатые шерстяные чулки и сабо на толстой деревянной подошве. Волосы забраны в косу и сверху пришпилены громадным плоеным чепцом на заколках.

Дама хорошо поставленным командным голосом повторила:

— Спускайтеся. Чичас воне активные. Робята подождуть и с утреца попробують. Оне ж, каркулы энти проклятущие, на восходе трошки слепнуть… ну дак мы таво… прорываемси по одному иной раз. Племяшку не пропустили, зато хлопцев помоложе, годков по десять — пятнадцать, сослепу под телегами дважды проморгали. Те немножко колбаски и маслица провезли, зелени и овощей, яблок там разных… мыла… пару ящиков. Мож и завтра с утра выйдеть.

Простая служанка? Я поменял свое мнение. Она занимает достаточно высокое место в дворцовой иерархии, чтобы держаться с аристократами и их гостями уверенно. Впрочем, загадка вскоре разрешилась.

— Брячеслава. Кормилица королевы я… — правильно истолковав смысл бросаемых на нее взглядов, пояснила женщина. Светло улыбнулась: — Иалону почитай вот с таких вот годочков знаю… — Она развела руки на расстояние четверти метра.

Я улыбнулся ей в ответ. Слегка поклонился, как тут принято:

— Денис. Брат Илоны.

— Многоуважаемый брат названой сестры королевы, ее сиятельства герцогини Илоны? — Милая женщина смутилась, ее речь значительно изменилась, становясь более правильной. — Ох ты ж боженька, а я с вами по-свойски! Простите глупую! — склонилась в низком поклоне.

— Не страшно, — успокоил ее. — У меня нет никаких титулов, и со мной можно без этих выкрутасов. Я и сам придворного этикета совершенно не знаю, — подмигнул.

Женщина расцвела.

— Пока управляющий сгинул за воротами замка, я его временно заменяю. Экономка я. Идемте, отведу вас в гостевые комнаты.

По пути экономка, воодушевленная моим вниманием, болтала без умолку, вываливая подробности осады, все свежие сплетни и заплесневелые новости.

Среди болтовни промелькнуло сожаление, что в замке трудно без лекаря и алхимика, жалобы на то, что воины, получившие раны от горгулов, умирают, и много другой информации: важной или неважной — я разберусь потом. А пока впитывал полноводный поток знаний, внутренне благодарный кормилице за способность ими легко делиться.

Мне отвели относительно неплохие апартаменты с окнами, выходящими на восток. В покоях все было готово к приему гостей — из вороха одеял и простыней при мне достали жаровню с углями, которую засунули внутрь кокона, чтобы постоялец не ложился в холодную постель. У изголовья, на подушке лежали подбитый ватой халат и длинная фланелевая рубаха, вызывающая у человека нашего времени гомерический хохот. Композицию венчал не менее одиозный колпак на голову. Колпаку явно пожалели бубенцов.

Я разглядывал окружающий быт с любознательностью дикаря, очутившегося на корабле инопланетян.